Farfala Колобова Наталья

Роман, основную часть которого составляют комментарии героя -короля вымышленного в изгнании, проживающего в Америке по соседству с известным поэтом, тоже вымышленным, к поэме этого поэта. Сама поэма составляет небольшую часть романа. Комментарии очень далеко отходят от поэмы, и даже почти к ней не относятся. Самый, возможно, сложно сконструированный роман Набокова, играющий с отражениями автора и героев, и одно из лучших его произведений. Роман записан как у автора - предисловие, "поэма" и комментарии к отдельным строкам. 

"Предложение, - сказал я, трепеща.- У меня дома полгаллона токайского. Я готов разделить мое любимое вино с моим любимым поэтом. На обед будет горсть грецких орехов, два-три крупных томата и гроздь бананов. А если согласитесь показать мне ваш "законченный продукт", будет еще один гостинец: я обещаю открыть вам, почему я дал вам, или, скорее, кто дал вам вашу тему".

"Какую тему?" - спросил Шейд рассеянно ..." 

Читает Ю.Павлов

Известно, что В.В.Набоков очень увлекался шахматами, и даже говорил, что если бы не стал писателем, мог бы стать шахматистом. Больше всего он любил шахматные задачи - решать и составлять. Роман "Защита Лужина", третий роман Набокова, герой которого чувствует мир через шахматы, не совсем о шахматах, а о более сложной игре.

"Он сидел, опираясь на трость, и думал о том, что этой липой, стоящей на озаренном скате, можно, ходом коня, взять вон тот телеграфный столб, и одновременно старался вспомнить, о чем именно он сейчас говорил. Лакей, с дюжиной пустых пивных кружек, висящих на скрюченных пальцах, пробежал вдоль крыла дома, и Лужин с облегчением вспомнил, что говорил о турнире, некогда происходившем как раз в этом крыле. "Пойдемте, - сказал он.- Я вам сейчас покажу. Там теперь должно быть пусто. И прохладно". Тяжело ступая и таща за собой трость, он вошел в дверь первым. "Какой неотесанный", - подумала она и поймала себя на том, что качает головой и что это чуть-чуть фальшиво, - дело совсем не в его неотесанности."

Читает Юрий Павлов

Роман о хитроумном бизнесмене, задумавшем идеальное, необыкновенное по красоте преступление, но в итоге обнаружившем свой очевидный для всех просчет. В конечном счете, роман о творце, увлеченном своей идеей настолько, что она становится реальнее настоящей реальности.

"Слушайте, слушайте! Я стоял над прахом дивного своего произведения, и мерзкий голос вопил в ухо, что меня не признавшая чернь, может быть, и права... Да, я усомнился во всем, усомнился в главном, - и понял, что весь небольшой остаток жизни будет посвящен одной лишь бесплодной борьбе с этим сомнением, и я улыбнулся улыбкой смертника и тупым, кричащим от боли карандашом быстро и твердо написал на первой странице "Отчаяние", - лучшего заглавия не сыскать".

Читает Ю.Павлов

Роман, который сам автор считал вершиной своего творчества и любил больше других. В отличие от русскоязычных романов европейского периода, в нем практически нет "русского следа", русских воспоминаний автора, но,в отличие от других "выдуманных" романов ("Король, дама, валет", "Камера обскура" и др.) "Лолита" написана как исповедь героя. Скандальность темы - не главная причина того, что многие считают его превосходным.  

"Для читателя, рассматривающего "Лолиту" просто как роман, ситуации и эмоции, в нем описанные, остались бы раздражительно-неясными, если бы они были обесцвечены при помощи пошлых иносказаний. Правда, во всем произведении нельзя найти ни одного непристойного выражения; скажу больше; здоровяк-филистер, приученный современной условностью принимать безо всякой брезгливости целую россыпь заборных словечек в самом банальном романе, будет весьма шокирован отсутствием оных в "Лолите" 

(Предисловие вымышленного Набоковым рецензента исповеди Г.Г)



 

Короткий и емкий рассказ В. Набокова, русскоязычный период (Сирин).

Читает Юрий Павлов.

Англоязычный рассказ В. Набокова, связанный с ощущениями от эмиграции в США.

Читает Юрий Павлов.

Рассматривая прошлое в образах, вижу наш исковерканный роман на дне глубокого, туманом наполненного ущелья меж двух прозаических скальных утесов: жизнь некогда была настоящей, будет настоящей и впредь, надеюсь. Не завтра, однако. Может быть, послезавтра.»